— Внесем ясность, мистер Бреннер… — Он посмотрел на владельца похоронного бюро с подчеркнутым почтением. — Как мне помнится, мы остановились на сумме в две сотни долларов за возмещение всех неприятностей и беспорядка, причиненного моей глупостью?
Жадный огонек в глазах Бреннера превратился в радостное пламя.
— Да, сэр, этим окупится все, можете не сомневаться! Его короткие толстые пальцы только что не вырвали пачку денег из рук Ландау.
— Незаконное проникновение в помещение! — Я повысил голос. — Это можно расценить как уголовное преступление.
— Тут произошла ошибка, лейтенант. — Маленький гробовщик заулыбалс во весь рот, ухватившись за предоставившуюся ему возможность отплатить представителю закона за его неуместное вмешательство. — Моя задняя дверь всегда остается незапертой на случай, если возникнет какая-то непредвиденная необходимость попасть в бюро, как это случилось сегодня с доктором Ландау.
— Теперь вы все закончили? — спросил меня Ландау. Насмешливая, чтобы не сказать издевательская улыбка на его физиономии возбудила у мен непреодолимое выражение стереть ее отнюдь не самым вежливым образом.
— Полагаю, наступает такое время, когда даже коп вынужден прекратить свои старания, — признал я. — Пошли, сержант.
Полник последний раз глянул сквозь тонкую черную ткань на соблазнительную розово-белую плоть «вампира», затем тихонечко вздохнул, это прозвучало как шлепок влажного бетона, сбрасываемого в бадью, — увы, людей без недостатков не существует.
— Я все же считаю необходимым кое-что объяснить ей, лейтенант! — робко прогудел Полник.
У меня мелькнула шальная мысль, что было бы интересно посмотреть, как сержант справится с такой проблемой, меня так и подмывало предложить ему приступить к делу. Но кто согласится разрешить постороннему человеку на пару дней оккупировать частное похоронное бюро?..
— Полагаю, нам лучше поручить это доктору, — сказал я ему.
— Всего доброго, лейтенант! — чопорно пробормотал Бреннер и отошел в сторону, освобождая проход к дверям.
— Буду вам крайне обязан, — произнес я небрежно, — если в следующий раз у вас возникнут проблемы, настаивайте, чтобы окружной шериф занялс ими лично.
— Я оставлю на этот раз без внимания вашу дерзость, лейтенант, — нахмурился Бреннер. — Считайте, что вам повезло.
Я прошел мимо него к выходу, поскольку не имело ни малейшего смысла обмениваться оскорблениями с этим заморышем, но тут у меня где-то в затылке загорелся предупредительный сигнал и заставил остановиться, чтобы пересмотреть заново ситуацию. Объективно рассуждая, моя жизнь была слишком коротка, чтобы рисковать вторично начать конфликтовать с этим гробовщиком. Он уже обошелся мне в несколько часов крепкого утреннего сна и, возможно, приблизил на полгода язвенную болезнь. Раз так, придирчиво спросил я сам себя, предпринял ли я все шаги, чтобы избежать вторичной встречи?
— Мистер Бреннер, — заговорил я, медленно поворачиваясь к нему. — Вы вошли сюда, заметили, что крышка гроба сдвинута с места, заглянули внутрь, подумали, что видите труп, который не относится к вашему заведению, а что потом?
Он растерянно заморгал.
— Я немедленно позвонил в офис окружного шерифа. Откуда мне было знать, что девушка просто спит?
— Существует много способов проверки, — заявил я и задумчиво глянул на черный шелковый саван, — они могли бы оказаться весьма эффективными.
— Тупой детектив — одно дело, — ядовитым тоном произнесла Вики Ландау, — детектив с грязными мыслями нечто совсем иное.
— Я имею в виду, — продолжал я, по-прежнему не сводя глаз с владельца похоронного бюро, — что вы не соизволили проверить, не лежат ли в других гробах еще два-три невостребованных трупа?
— Нет, конечно! Вы же не думаете… У него глаза полезли на лоб.
— Прежде чем уйти отсюда, полагаю, нам надо удостовериться, — сказал я устало. — Сержант, загляните-ка в остальные гробы.
— Слушаюсь, лейтенант! — Полник приподнял крышку ближайшего гроба и заглянул внутрь. — Пусто, лейтенант. — Он был явно разочарован.
— Что за фарс! — вздохнул Ландау. — Но, как я понимаю, вы должны изобрести для него там и сям несколько простых заданий, дабы оправдать в глазах налогоплательщиков получаемое им жалованье.
— Черт возьми! — Я восхищенно посмотрел на него. — Как бы я хотел работать на вас, доктор! Могу поспорить, это захватывающе интересно, ведь ваши сотрудники то и дело надрываются от хохота, как эпилептики.
— Лейтенант!
Вопль Полника, казалось, отразился от всех стен. Я подошел к нему. Он стоял возле последнего гроба, который следовало проверить, все еще приподнимая рукой крышку. На его обычно добродушной физиономии отразилось торжество.
— Я должен отдать вам должное, лейтенант! — произнес он с неприкрытой завистью. — Второе зрение — вот что это такое, а вы ведь даже не носите очки!
Гроб был занят тщедушным юнцом, чем-то напоминающим мышь; лежал он там тихохонько, аккуратно скрестив руки на груди. Такие типы встречаютс повсюду, они практически лишены индивидуальности, но у этого имелась характерная деталь: пулевое отверстие посреди лба.
— Великий Боже! — прозвучал удивленный голос у меня над ухом. — Какого черта Марш тут делает?
Рядом со мной стоял Ландау, разглядывая труп в гробу, его кустистые брови превратились в два вопросительных знака. И только! У мен промелькнула мысль: раздайся сейчас трубные звуки Судного дня, доктор наверняка лишь спросил бы: по какому поводу такой шум?
— Марш? — грозно вопросил я.
— Роберт Марш, — пояснил Ландау, — один из моих сотрудников. Какого черта он делает в этом гробу?
— Изображает мертвеца, — хмыкнул я. — Ему здорово помогает пуля в голове, разумеется.
У меня за спиной раздался испуганный вопль брюнетки, сопровождаемый жалобным хныканьем, а затем глухим ударом, когда коротышка-гробовщик снова потерял сознание.
Черт побери, как было бы здорово этим утром остаться мне дома в постели!
Глава 2
Научно-исследовательский фонд Ландау находился в старом двухэтажном здании, которое протянулось вдоль площадки размером в пять акров, по неухоженному виду которой можно было догадаться, что ею никто никогда не интересовался. Я проехал следом за допотопным седаном доктора по заросшей сорняками подъездной дороге, а затем поставил свой «хили» рядом с ним перед входом в здание. Полника я оставил в частной мертвецкой дожидаться доктора Мэрфи — в конце концов, лейтенант может рассчитывать на некоторые привилегии. Например, не торчать в помещении, пропахшем формалином, и не вести переговоры с этим ничтожеством Бреннером.
К тому моменту, когда я догнал их, Ландау и его дочь находились уже в холле и ожидали меня на площадке лестницы. Яркий солнечный свет заливал все помещение сквозь распахнутую входную дверь, и оно, разумеется, казалось куда более привлекательным, чем зал похоронного бюро с его мрачными витражами, а черный шелковый саван внезапно стал совершенно прозрачным и больше не скрывал округлые линии изящного тела Вики Ландау.
— Если не возражаете, лейтенант, — процедила брюнетка сквозь стиснутые зубы, — я бы хотела пройти в мою комнату и одеться. Я немного устала от ваших развратных взглядов, блуждающих по мне.
— Как я могу отказать в столь очаровательно сформулированной просьбе? — галантно ответил я.
Она быстро повернулась и стала подниматься по лестнице. Я наблюдал за элегантным покачиванием ее соблазнительно округлых половинок, пока она не скрылась из глаз.
— Вики права, — изрек Ландау и вдруг рассмеялся. — Вы, должно быть, самый развращенный лейтенант, который когда-либо служил в правоохранительных органах.
— Рад, что вы мне напомнили о себе, доктор. — Я благодарно посмотрел на него. — Давайте-ка пройдем куда-нибудь и поговорим о вашем усопшем сотруднике.
— Мой офис находится как раз напротив. Мы сможем там побеседовать.
Обстановка офиса Ландау замораживала, если можно так выразиться. Там стоял письменный стол, зава — , ленный бумагами так, что с первого взгляда он напоминал свалку. Вокруг стояло несколько простых деревянных стульев с прямыми спинками. Обстановку довершали стальные ящики для документов, кое-где покрытые ржавчиной, и огромный книжный шкаф со стеклянными дверцами, украшенными паутиной трещин, за которыми виднелась масса технических и медицинских справочников, в хаотическом беспорядке распиханных по полкам. Все это производило впечатление места, где его владелец работал как одержимый, без остановки, не извлекая из этого никакой материальной выгоды.